"зеркало истории" - Меркулов Андрей - ВОЙНА И БЛОКАДА В ЖИЗНИ МОЕЙ СЕМЬИ

В нашей семье хранятся пять медалей: «За оборону Ленинграда» и две «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Я знаю, чьи это медали. Моих родственников. Все они жили в то время в Ленинграде. Но я их никогда не видел. Знаю о них из рассказов бабушки и дедушки. Читаю книги о войне, об обороне Ленинграда. Все это меня интересует. Героическая оборона Ленинграда в течение 900 дней и ночей – это великая страница в истории нашего любимого города. Он не сдался; выстоял и победил!

Конечно, о жизни всех моих родственников в те грозные годы я не могу рассказать. Знаю только, что некоторые из них воевали на фронтах, другие находились в осажденном Ленинграде или трудились в тылу. Расскажу только о двух семьях по линии моей матери – Ивлевых и Ядровых, - близких родных моего дедушки Ивлева Юрия Ивановича и моей бабушки Ивлевой Людмилы Михайловны. Это родители дедушки: Ивлев Иван Семенович, Ивлева Федосья Константиновна. Три его тети: Ивлева Анна Семеновна и Антонина Семеновна, Захарова Александра Константиновна; два его брата Ивлев Василий Иванович, Гвоздков Владимир Семенович, моя прапрабабушка Захарова Евдокия Петровна. Родители моей бабушки – Ядров Михаил Алексеевич и Кольцова Елена Семеновна.

Летом 1941 года семья моего дедушки находилась в деревне Турышкино, недалеко от Мги. Было ему тогда три года. Деревня наша до войны была большая – больше ста дворов, народа было много и, когда началась война, многие мужчины стали собираться и уходить в райцентр – во Мгу, в военкомат. Вскоре оттуда приехал представитель, сообщил о наступлении немцев и потребовал, чтобы жители уезжали из деревни. Все начали собираться. Копали в земле большие квадратные ямы, укрывали в них имущество, брали с собой необходимые вещи и уходили пешком во Мгу – поезда ходили редко. Фронт приближался быстро. Уже слышны были далекие разрывы, канонада, а по ночам со стоны Тосно и Любани подымались огненные сполохи.

Мои родные – дедушка, его два брата, мать, три тети, его бабушка- пришли во Мгу. На станции, забитой эшелонами, беспрерывно раздавались гудки, шипение паровозов, команды и крики военных. Стоявший на дальнем пути, готовый к отправке поезд был облеплен людьми. Они висели на подножках, лезли на крыши. Две дедушкины тети, они были молодые – Антонина Семеновна и Анна Семеновна Ивлевы – сумели как-то прицепиться к поезду и уехали в Ленинград. Остальные мои родственники не смогли сесть в поезд. Оказалось, что это был последний поезд на Ленинград, что к железной дороге в районе станции Ивановская уже подходили немцы.

Все собрались у дома мельника с мешками, кулями. Старики, женщины, дети; были и мужчины, и незнакомые люди. Решили уходить за болота к «Феклиной канаве». Едва успели скрыться в лесу, как с другой стороны деревни послышался нарастающий треск. На горе появились мотоциклы с торчавшими из колясок пулеметами, за ними ехали грузовики с солдатами, пушками. Немцы шли спокойно; по деревне не было сделано ни одного выстрела. Они шли как наглые завоеватели, как хозяева этой земли; уверенно, шумно, блестя круглыми касками, держа в руках крючковатые автоматы. Воздух наполнялся шумом моторов, топотом шагавших солдат; слышалась музыка, чужой говор, лающие команды. Оставив в деревне небольшой отряд, войска прошли и скрылись вдали.

Не было сомнений, что немцы знали их местонахождение (звук громкоговорителей был направлен точно в их сторону) и что при отказе подчиниться, исполнят свою угрозу. Решили возвращаться, но мужчины вернуться отказались – они хорошо знали окрестные леса, некоторые имели оружие и надеялись выбраться. Старики, женщины и дети, выйдя из леса, увидели, встречавших их немцев. Двумя группами они стояли по обочинам дороги. Посередине дороги, широко расставив ноги, заложив руки за спину, стоял офицер. Тускло светился железный крест на его груди, серебрились погоны, блестела круглая кокарда с орлом на его фуражке. Рядом с ним стоял человек в штатском, а чуть в стороне, между двумя солдатами – молодой парень со связанными сзади руками. В молодом парне все узнали сына мельника.

Все трудоспособное население обязано было работать. Строили деревянные дороги – валили деревья, ровняли землю, укладывали дорожное полотно, - одно к другому ровные поперечные бревна. Ни один десяток километров уложили они таких дорог по лесам и болотам к линии фронта. Непосильная для женщин работа, но они делали ее, чтобы не умереть с голоду самим и не дать умереть своим детям. Они стирали горы привозимого с фронта солдатского белья грязного, вонючего. Невыносимо густой, спертый запах стоял в бане от больших корыт со щелоком. У женщин постоянно слезились глаза, а кожа на руках покрывалась багровыми язвами.

Тринадцатилетняя девочка выкрала на кухне буханку хлеба, но была поймана. На другой день ее вывели на улицу. Она шла между двумя охранниками маленькая, тоненькая и виноватыми глазами глядела по сторонам. Она словно не понимала, что это ее последний путь, что ее такая короткая, едва начавшаяся жизнь оборвется через несколько мгновений. Она была в старом пальтишке, коротких валенках – опорках. Они были ей велики, понемногу сползали с ног и через несколько шагов она их поддергивала и притоптывала. В тишине морозного дня скрипел снег от ее шагов, и шуршал о пальто, висевший на груди, кусок фанеры со словом «воровка». Солдаты провели ее по селу, потом через мост за реку, спустились в небольшую ложбину за бугром. Там раздался выстрел.

Что-то в интонации голоса немцу не понравилось, он погрозил: «Но, но, матка». Потом, убедившись, что здесь ему поживиться нечем, сел на табурет у стола, достал из кармана блестевшую никелем губную гармошку и начал выигрывать, с интересом поглядывая на молодую женщину, сидевшую за столом с ребенком на руках. Женщиной этой была моя прабабушка, а ребенок – мой дедушка.

Солдат перестал играть, подошел к женщине, положил автомат на стол и, криво ухмыльнувшись, стал ее обнимать, одобрительно смеяться: «Гут, гут, карашо дефка». Видимо немцу мешал ребенок. Он взял его за руку, потянул к себе, но ребенка ему не дали. Тогда пьяный немец схватил лежавший на столе нож и полоснул ребенка по лицу. Кончик носа отвалился и повис на тоненькой кожице. Брызнула кровь. Все вскочили, закричали. Старая бабушка выбежала на улицу. Зима, вечер, темень непроглядная. Кого просить? Кто поможет? Кто защитит от этого изверга? Не думая ни о чем, она побежала по дороге, разыскала патрульных, коротко, сбивчиво объяснила, что произошло. Увидев патрульных, солдат поднялся. У него отобрали оружие и увели.

Германское руководство планировало обязательный захват Ленинграда. Чтобы, уничтожив его военную, экономическую мощь, Балтийский флот, получить удобное стратегическое направление для захвата Москвы. Группа армий «Север» на ленинградском направлении в составе 29 дивизий, имела большой перевес над силами Северо-Западного фронта (В пехоте – в 2,4 раза; в орудиях – в 4 раза; в танках – в 1,2 раза; в самолетах – в 9,8 раза). Поэтому, имея такой перевес в силах, немецкая армия быстро передвигалась вперед. К 10 июля немцы захватили почти всю Прибалтику и подошли к Ленинградской области. Лужский рубеж задержал их почти на месяц. С 22 августа начались бои на Ораниенбаумском направлении, а 30 августа вдоль шоссе Москва- -Ленинград противник вышел к Неве. Прорвавшись через станцию Мга и, овладев 8 сентября городом Шлиссельбургом, немецко-фашистские войска отрезали Ленинград с суши. Овладеть городом штурмом немцы не смогли. И они решили удушить защитников Ленинграда длительной блокадой. Днем и ночью немцы бомбили город с самолетов и обстреливали артиллерией. Продовольственные склады сгорели. Продукты быстро уменьшались. Норма выдачи хлеба распоряжением Ленгорисполкома от 20 ноября 1941 г. в декабре стала мизерной – для рабочих 250г, для служащих, детей и иждивенцев 125г. И больше ничего! Как прокормить почти три миллиона ленинградцев? Осенью продовольствие доставлялось пароходами и баржами из Новой Ладоги по озеру в порт Осиновец и дальше по железной дороге в Ленинград. Но труден и опасен был путь моряков по бурной Ладоге. Налетали немецкие самолеты, топили наши транспорты.

Когда наступила глубокая осень и Ладога покрылась льдом, встал вопрос, как доставлять в Ленинград хлеб и оружие, эвакуировать людей. По льду Ладоги? Другого пути не было. Послали в разведку несколько отрядов. Они шли по разным маршрутам, сверлили лунки, измеряли толщину льда, ставили в нужном месте длинные шесты. Так появилась карта зимней дороги через Ладогу. Тридцать километров из Кобоны на восточном берегу до порта Осиновец – на западном. Одна дорога в одном направлении, другая – рядом – в обратном, третья – резервная. Сразу же начали их строить. По всей трассе были оборудованы мастерские - летучки, «ледовые лазареты» для раненых, замерзающих и обессиленных людей. Устанавливали и маскировали зенитки, проволочные и минные заграждения, ведь немецкий берег был в двадцати километрах от Ледовой дороги. Оборону дороги вели армейские части, зенитные артиллерийские дивизионы и авиация Балтийского флота.

В ночь на 22 ноября 1941 года, когда над Ладогой бушевала пурга, на лед сошла первая колонна машин. Они шли в Кабону за продовольствием. Дошли благополучно, погрузились мешками с мукой и сразу обратно на мыс Осиновец. Дорога жизни начала действовать! Он нее зависела жизнь ленинградцев и судьба города. Больше двух лет днем и ночью, шли Дорогой жизни корабли и машины, спасая Ленинград от голодной смерти. Забыли водители об отдыхе и сне. Под бомбами, под снарядами, днем и ночью вели свои простреленные машины. Но все равно в Ленинграде не хватало хлеба, не было мяса, сахара, овощей.

В самую первую, самую страшную зиму 1941 – 1942 г. блокада унесла почти 500 тысяч жизней ленинградцев. В эту зиму Ледовая дорога действовала до конца апреля. В среднем за день перевозилось 2 370 тонн грузов в один конец, 70% составляло продовольствие. Это позволяло улучшить снабжение войск Ленинградского фронта и населения города. За зиму три раза прибавляли нормы хлеба. Кроме продовольствия везли боеприпасы, горюче-смазочные материалы, боевую технику, артиллерию. За первую зиму из Ленинграда было эвакуировано 502 тысячи человек.

Иван Семенович рассказывал, что зима была очень морозная, за 300 было часто, да и ветер сильный на Ладоге. В кабине холодно. Пока доедешь, обморозиться можно. Тогда придумали небольшие домики, обложили их снегом со всех сторон, чтобы незаметно было сверху. В них всегда топились печи и было тепло. Забежишь, погреешься и дальше едешь. Опасно было ехать в метель, а то и в пургу. Заметает снегом дорогу, ее плохо видно, можно сбиться и попасть в трещину или в воронку от авиабомбы. Поэтому дверцы в автомобиле в таких случаях открывали. Где же тут будет тепло? Если машина попадала в такую воронку, она часто проваливалась под лед. Были случаи, когда Иван Семенович не спал по двое суток. Едет в своем ГАЗ-АА, глаза слипаются, котелок с гайками и болтами над ухом бренчит, и говорит сам себе: «Не спать! Не спать!». Наконец и Осиновец показался. Приехал, солдаты стали выгружать, а он вышел из кабины, сел на подножку и заснул.

Часто налетали немецкие бомбардировщики, бомбили дорогу и машины. В один из таких налетов Иван Семенович был ранен. Недалеко разорвалась бомба, и несколько осколков пробили дверцу кабины, и попали ему в ногу. Так он оказался в госпитале. После госпиталя Иван Семенович уже не мог работать шофером – плохо слушалась нога. И его направили в мастерские по ремонту самолетов на аэродром Балтийского флота. Он ремонтировал двигатели. Работы было много. Были случаи, когда он ремонтировал моторы с разборкой и сборкой за одну ночь. Работал он хорошо. Конечно, он часто видел летчиков, встречался с ними. Но редко видел у них ордена. А когда, случалось, они их надевали, то почти у каждого на груди блестел орден, а то и два. Потери у летчиков были самые большие. Иван Семенович говорил, что вот, например, сегодня прибыло пополнение – несколько летчиков. А через пару недель половины из них уже нет – погибли.

У Ивана Семеновича было две сестры. Анна Семеновна Ивлева во время блокады работала начальником штаба МПВО артели «Ленэмальер», а Антонина Семеновна Ивлева работала токарем в этой же артели, а затем была бойцом МПВО. Им было тогда 24 и 20 лет. Они прожили в Ленинграде все 900 дней блокады, сначала они жили на Херсонской улице дом 20. Вернулись они в Ленинград из деревни перед самой блокадой, в конце августа и позаботиться о каких-то запасах продовольствия не успели. Блокада началась 8 сентября. В этот же день немцы сожгли Бадаевские продовольственные склады, и вечером был первый большой налет немецкой авиации. Сильно бомбили Старо-Невский проспект, и после отбоя воздушной тревоги сестры Ивлевы вместе с другими жильцами дома вышли на крышу посмотреть. Херсонская улица расположена рядом со Старо-Невским проспектом, и были хорошо видны большие разрушения; было разбомблено несколько домов, а за Обводным каналом поднимались к небу клубящиеся тучи черного дыма. Кто-то сказал Сказал, что это горят Бадаевские склады.

Сестры Ивлевы работали и получали хлеб по карточкам, но, конечно, на карточный паек прожить было невозможно. Блокадники, не имевшие никаких других источников существования, вымерли почти все. Может быть выжить им помогло то, что они были одинокими, жили вместе, обе работали. Может помогло то, что они не тратили много сил на привоз воды и дров. Херсонская улица выходит к Неве, и они на санях привозили оттуда воду. Самое трудное было – втащить санки с водой по обледенелому подъему от берега до набережной. А с дровами получилось так. Их дом был очень старый, деревянный двухэтажный, и, когда перестало работать отопление, работники жилконторы переселили жильцов в другой дом по Херсонской ближе к Конной улице, а дом № 20 развалили на дрова. Центральное отопление перестало действовать в декабре, усилились морозы, перестал работать водопровод, погас свет, не работала канализация, остановились трамваи, троллейбусы. Жизнь в городе замерла. Наступила самая суровая и страшная пора в жизни ленинградцев. Запасов продовольствия - никаких. Наименьшая для иждивенцев норма выдачи хлеба – 125г, рабочим – 250г. Да еще и какого хлеба – похожего на замазку; в нем были всевозможные примеси до хлопковых жмыхов и целлюлозы. Какие тут калории, витамины? В пищу использовали все, что было возможно, кто что мог – жмыхи, дуранду, студень из бараньих кишок, ремней и обуви, целлюлозу, технические жиры, столярный клей, хлопковый жмых. Собак и кошек в городе не стало. Вдобавок к голоду - артобстрелы и авианалеты немецкой авиации. Смерть косила людей. Каждый месяц в ту страшную зиму умирало по 100 тысяч человек. Умерших отвозили в определенные места, а часто оставляли там, куда хватало сил довезти, а потом машинами везли на кладбища. Но убирать не успевали, и трупы людей лежали на улицах, особенно после бомбежки.

Не любили дедушкины тети вспоминать о блокаде, но иногда кое-что рассказывали. Например, как они работали. Бойцам местной противовоздушной обороны (МПВО) были определены широкие обязанности. Главной была работа по ликвидации последствий авианалетов и артобстрелов – разборка завалов, обрушивание полуразрушенных зданий, оказание помощи пострадавшим, разборка деревянных строений. Дежурили на улицах, в бомбоубежищах, на крышах домов. Дежурили и ночью, сменяясь каждые три часа. Устанавливали во дворах и на чердаках ящики с песком, бочки с водой. Тушили зажигательные бомбы и возникшие от них пожары. Выполняли они также и несвойственные им работы. Например, рыли братские могилы на кладбищах, хоронили умерших, принимали участие в обезвреживании неразорвавшихся бомб, и были случаи, что они погибали при неудачном разминировании. Ко всему этому бойцу МПВО нужно было быть готовым, несмотря на голод, истощение.

Работы было много, и это тоже спасало от смерти, как это не покажется странным. Как может истощенный, голодный человек еще и работать? Неработающих – иждивенцев, детей- в первую зиму 1941 - 1942 г. было более половины, и как раз среди них был самый большой процент смертей – более 80%. А работающие выживали. Смерть боится тех кто на нее наступает. Скорее умирали те, кто берег свои силы, меньше тратил энергии, меньше ходил. А те люди, которые работали, ходили за город в поисках съедобной травы и сосновых веток, меняли, продавали все, что у них было, всячески боролись за свою жизнь, те, усталые, измогающие, продолжали жить.

С Антониной Семеновной было два случая, когда она была в шаге от смерти. Однажды, это было в начале января 1942 года, как раз после трех дней, когда не выдавались продовольственные карточки, она дежурила две смены подряд по какой-то причине. Она очень устала и пошла домой. Был уже вечер, сильный мороз, и прохожих на малолюдной Херсонской улице не было. Она почти пришла, оставалось пройти еще один дом, но тут она споткнулась о кочку и упала. Два раза пыталась подняться и не смогла. Тело не подчинялось, ноги не держали. Она полежала немного, долго нельзя было лежать – мороз за минус 200 , собрала все свои силы и снова попыталась подняться, и снова не смогла. В мозгу пролетело молнией: «Сейчас буду замерзать. И умру!» Она видела много раз, как падали люди на улице и умирали. Как не могли они подняться. И прохожие шли мимо. Кто осудит их за это?! Они сами еле живы, у них нет сил, и они могут только лечь рядом и не встать уже никогда.

«Но как же так?! Я не должна умереть! Я не хочу! Мне двадцать лет, я – молодая и сильная! Я должна жить!» - так она думала, лежа в снегу на дороге, недалеко от своего дома. Все ее тело расслабилось, стало удобно лежать, и даже тепло. Она хорошо себя чувствовала, но какое-то безразличие ко всему овладело ею. «Я же замерзаю,- будто током пронзило ее, - а дома сестра, она меня ждет. Пропадет без меня! И дом рядом!» И она усилием воли заставила себя перевернуться на живот. Сбивая до крови пальцы рук, она упиралась о землю, приподнималась и, таким образом, продвигалась вперед.

А были ли радостные моменты, события в жизни блокадников? Да, конечно были. Какими они запомнились блокадникам? Анна Семеновна рассказывала, что первым таким событием для них стала первая прибавка хлеба. Решением Ленгорисполкома от 25 декабря 1941 г. рабочие стали получать 350г, иждивенцы – 200г. Это был не только праздник. Люди воспрянули духом. Они поверили, что можно выстоять, можно победить голод и холод, что родная страна поможет им победить все невзгоды. Даже в отчаявшихся ленинградцев эта прибавка хлеба вдохнула надежду, и этим запомнилась. Но практически она, как и последующая прибавка, мало что дала. Люди были сильно истощены, уже болели многими болезнями. А других продуктов кроме хлеба не было, или они стали выдаваться позднее в очень небольших количествах.

Другое событие – весна 1942 года. Казалось, ее не ожидали. Кругом смерти, страшный голод, изможденные люди еле ходят по улицам. Какая весна?! Но она пришла. С ярким солнцем, журчанием ручьев, птичьим звоном. Еще 26 января Ленгорисполком вынес решение, предписывающее Исполкомам райсоветов навести на улицах, во дворах и квартирах чистоту и порядок, чтобы ликвидировать опасность эпидемии. Ведь улицы, особенно дворы - все были завалено мусором, золой, горами грязи, смешанной с песком, нечистотами, которые всю зиму просто выбрасывали и выливали во дворы. Херсонская улица была такой же. Людей на работу 8 марта вышло много. Получили лопаты, ломы, скребки. Несколько дней копали, скребли, разбивали горы льда, грязи и нечистот; откапывали трамвайные пути на Херсонской улице, грузили в машины и отвозили по спуску к Неве. Такие уборки города проводились до середины апреля. Выходило на улицы по 150-300 тыс. человек. Улицы очистились и засияли чистотой. Город ожил, и люди ожили. А 15 апреля пошли первые трамваи. Радость была всеобщей. Для ленинградцев - трамвай – это больше, чем просто средство передвижения. Если они пошли по городу, значит, город живет, и теперь будет жить!

И главная радость – это прорыв блокады. Об этом было объявлено по радио 18 января 1943 года. На стенах были расклеены объявления: «Успешное наступление наших войск южнее Ладожского озера и прорыв блокады Ленинграда». Не описать радость и воодушевление, с которым ленинградцы встретили это сообщение. Люди на улицах поздравляли друг друга, кто целовался, кто крестился. Ликование было великое. Наша «блокадная» поэтесса Ольга Федоровна Бергольтц, выступавшая часто по радио со своими стихами в дни блокады, ставшая любимой всеми ленинградцами, вселявшая в их души надежду на победу и ненависть к врагу, в этот день говорила по радио: «Блокада прорвана. Мы давно ждали этого дня. Мы всегда верили, что он будет, мы были уверены в этом в самые черные месяцы Ленинграда – в январе и феврале прошлого года. Наши погибшие в те дни родные и друзья, те, кого нет с нами в эти торжественные минуты, умирая, шептали: «Мы победим».

Прорыв блокады изменил положение защитников. На полосе прорыва 2 февраля было закончено строительство железной дороги Шлиссельбург – Поляна. В этот день по новой прошел первый поезд. Мост длиной 1300м был сооружен в небывало короткий срок – 11 дней. Потребовалось забить 2650 свай. В пробитые во льду лунки опускали сваи из толстых бревен. Шестнадцать одновременно работающих копров забивали их в дно реки на глубину до 4 метров и на расстоянии 1,5 метра одна от другой. Затем мороз, сковав лунки льдом, надежно закреплял сваи. Работа не прекращалась даже ночью, во время обстрелов вражеской артиллерией.

На 1 февраля в большинстве домов Ленинграда были восстановлены водопровод и канализация. Уже действовали свыше 4630 водоразборных колонок. С 22 февраля решением Ленгорисполкома повышена норма выдачи хлеба. Теперь у ленинградцев такой же хлебный паек как и в других промышленных центрах страны. Рабочим и инженерно-техническим работникам – по 600г; служащим – по 500 г; иждивенцам и детям – по 400г.

Форма входа

Категории раздела

Календарь

Архив записей

Наш опрос

Друзья сайта

Статистика

ВОЙНА и блокада
в жизни моей семьи